В романе Шура был настырным и никчемным балбесом, авторы не проникались к нему состраданием и читателей к тому не призывали. Вот явление их Балаганова: «Здоров, председатель,- гаркнул новоприбывший, протягивая лопатообразную ладонь...» - сатирики походя высмеивали глупого наглеца. Швейцер не хотел и не мог давать такому персонажу новую, экранную жизнь. Чего ради! У режиссера был собственный замысел, в данном случае не согласующийся с авторским. «Бывает!» (эту реплику Шуры присочинил режиссер) - различия между кинематографическим эпизодом и книжной страницей не цель кинорежиссера, но следствие его замысла.
Творческой самостоятельности и независимости требуют от режиссера и другие обстоятельства. Скажем, у Ильфа и Петрова далеко не всегда можно было отыскать конкретные указания по части пластики, касающиеся Балаганова и других действующих лиц. В романе Шура, прибежавший в гостиницу за Бендером, чтобы выручить из беды Михаила Самуэлевича, обрисован словами, пригодными только для литературы: «Паниковского бьют! - закричал Балаганов, картинно появляясь в дверях». «Картинно» - достаточный стимул для читателя, вообразившего Шуру в раме дверного проема, но мало того для актерской игры, для экранного изображения и для пластического выражения намеченной режиссером образной идеи. Узнайте где ларь морозильный купить.
И тут решение, опробованное в кабинете председателя исполкома,- говорящий жест, опережающий выталкиваемое слово,- открылось в своей конструктивности и характерности. Когда снимали кадр «Паниковского бьют!», возгласу предшествовала пантомима. Остановившись в дверях, испуганно округлив глаза, хлебая ртом воздух, беспомощный Шура - не речистый, как можно было понять, не поспешающий мыслью за событием - махал кулаками, невнятно изображая случившееся, после чего изъяснял происшествие двумя выдохнутыми словами. Это кино: поведение Балаганова было картинно изображено в соответствии с тем же режиссерским замыслом.
Персонажи книги не расставались с комедийными масками, действующие лица фильма в ходе съемок обзаводились характерами. Балаганову понадобилась, по идее режиссера, психология великовозрастного нелепого ребенка, беспризорника-переростка.
