И Куравлев, подхватывая налетевшую на него импровизацию, с простодушной хитрецой выкатывал глаза, включался в галапредставление. Его Шура пытался что-то сообразить и, стиснутый братским объятьем, орал в сторону прищурившегося председателя: «Очаков! Ноль пятый год! Очаков!..» В сценке не было места затверженным словам и заученным движениям. Актеры ориентировались на веселую выдумку писателей, на режиссерскую модель игры и, разумеется, опирались на личное ощущение возможностей своих героев. Кинорежиссеру, работающему с артистами, принадлежит и первое, и последнее слово: сыгранная сценка Швейцеру в общем понравилась, вот только сочетаньице «ноль пятый год» пришлось ему не по вкусу и было отвергнуто, все прочее он принял.
Интересно и трудно смотреть на Швейцера в те мгновенья, что текут от команды «Мотор!» до команды «Стоп!». Включена кинокамера, и обязанность режиссера - следить, хорошо ли, верно ли сыграют актеры. Он впивается в них взглядом, и в его глазах - безумная мука, безумная требовательность, безумная мольба. И непреклонная воля, и добрая надежда, что сию секунду - нет, еще дубль! - вот сейчас родится желаемое, обрадует его художественным совершенством воплощения -еще дубль! - достижимо ли оно, совершенство? Рисуя обман, он гонится за истиной, и для него «Золотой теленок» - это «синяя птица».
Состояние, которое охватывает Швейцера на съемочной площадке, позволяет ему эмоционально, правдой испытываемых чувств контролировать и направлять игру актеров. В разыгрываемой сцене может выявиться необходимость что-либо учесть или что-либо уточнить, и режиссер то заглянет в роман, то в сценарий и обязательно нырнет себя. Внутреннее чувство должного подтолкнет его к решению, сообразованному с непредусмотренным обстоятельством, и батик вынырнет из себя с этим решением на устах.
Снимали уход Варвары Лоханкиной к Птибурдукову. «Волчица ты, тебя я презираю...» - пятистопным ямбом гневался и стенал Васисуалий. Задача была ясна режиссеру и артисту Папанову: Лоханкин, и здесь показывающий свою интеллигентность, корит Варвару, изменницу, и пытается удержать ее, кормилицу. Но авторы, все это описавшие, сочиняли прозу: не конструировали драматургию эпизода, не выстраивали роли, не приводили ситуацию к виду, удобному для сценического и экранного воплощения. Актриса Королева, игравшая Варвару, на репетиции оказалась при деле, оно легко нашлось,- собирала пожитки, аккуратно откладывая то, что не понадобится Варваре в новой жизни, а ее партнеру в критический момент не хватило слов или, может быть, поступка.
